
Реализм VS Романтизм
Сюжет романа "Джейн Эйр" (именно Джейн, а не Джен) связан с длительной романтической традицией: он не очень правдоподобен, хотя в этом скрыто и своеобразное обаяние.
Романтизм как творческий метод и художественное направление в английской литературе первой половины XIX века вор всем свое своеобразии демонстрируется в романе.
Главным предметом изображения в романтизме становится человек, личность, так и Джейн - главная героиня произведения.
Она романтический герой – сильная, неординарная натура, страстно стремящаяся к свободе:
"Я возжаждала свободы, о свободе я вздыхала и вознесла краткую молитву о свободе - но ее, казалось, унес и рассеял легкий вечерний ветер".
Конфликт между героем и обществом явно протягивается тонкой нитью на протяжении всего романа. Сначала тетка и ее дети, которые с самого начала невзлюбили малютку Джейн; после - жизнь в Ловуде и его владелец мистер Броклхерст; далее - отношения с мисс Ингэм и ее обществом и многое другой.
Также, одним из "маркеров" является описание природы, которая отражает внутренние переживания героини, демонстрирует переломные моменты, либо подгготавливает нас к ним:
"Луна еще не зашла, однако мы погрузились во мрак, я едва различала его лицо, хотя оно было так близко. И что случилось с каштаном? Он нагнулся и стонал, а в лавровой алее бушевал ветер".
Олицетворение природы (чаще всего луна) неслучайно: природа несет тайный смысл и является предзнаменованием важных событий в судьбе Джейн:
"Пока я смотрела вверх на них, вдруг в узком клине неба между ними на миг проглянула луна – ее диск был кроваво-красен и полузакрыт: казалось, она бросила на меня один растерянный, отчаявшийся взгляд и тотчас вновь погребла себя в глубине тучи. На мгновение ветер около Тернфилда стих: но откуда-то издали, из-за рощ и ручьев, донеслись дикие скорбные стенания. Слушать их было невыносимо, и я опять побежала".
или
"Джейн Эйр, еще недавно пылкая, исполненная надежд, почти новобрачная, вновь стала холодной одинокой девушкой, чья жизнь была лишена красок, а будущее сулило унылую безрадостность. В разгар лета выпал рождественский снег; декабрьская вьюга замела июль; ледяная корка покрыла спелые яблоки; сугробы погребли расцветшие розы; луга и поля укрыл холодный белый саван; дороги, еще вчера вившиеся среди цветущих живых изгородей, сегодня оказались скрыты под нетоптаным снегом, а рощи, лишь 12 часов назад зеленеющие и душистые, будто тропические леса, теперь стояли оголенные, суровые и белые, как сосновые боры в зимней Норвегии. Все мои надежды погибли, уничтоженные тайным роком, подобным тому, который однажды ночью поразил всех первенцев в земле Египетской. Я смотрела на свои заветные мечты, вчера такие сияющие и прекрасные - теперь они превратились в окостеневшие, холодные, посиневшие трупы, которые уже никогда не воскреснут".
Не можем мы и не уделить внимание такой важной детали, как мотив сна. Несколько раз в романе мы сталкиваемся стеми или иными снами. Сначала, Джейн снится ребенок:
"Когда я была шестилетней девочкой, однажды вечером мне довелось услышать, как Бесси рассказывала Марте Эббот, что ей приснился младенец, а младенец во сне – это к беде, и случится она либо с тем, кто видел такой сон, либо с кем-то из его родных. <...>
Всю прошлую неделю, едва я засыпала, мне снилось маленькое дитя – то я его укачивала, держа в объятиях, то нянчила у себя на коленях, то смотрела, как малыш рвет маргаритки на лугу или же опускает ладошки в журчащий ручей. В этом сне малыш горько плакал, а на следующую ночь мне грезилось, как он весело смеется; то он льнул ко мне, то убегал от меня. Но в каком бы настроении он ни представал передо мной в ночных видениях, как бы ни выглядел, семь ночей он встречал меня, едва я вступала в царство снов".
Сны-предвестники часто гнетут Джейн Эйр, они ее сводят с ума и мучают. В будущем читатель понимает, что именно они частично предсказывают будущее мистера Рочестера и судьбу любимого Тернфилд-Холла:
"– Мне приснился еще один сон, сэр. В нем Тернфилд-Холл превратился в руины, приют летучих мышей и сов. Мне чудилось, что от великолепного фасада осталась только передняя стена, очень высокая и еле держащаяся. В лучах луны я бродила по заросшим бурьяном развалинам позади нее, натыкаясь то на мраморный камин, то на обломок лепного карниза. И опять я несла на руках завернутого в шаль неизвестного младенца. Как ни устали мои руки, как ни мешал мне он идти, положить его где-нибудь мне было воспрещено. Мне надлежало нести его. Вдали на дороге раздался конский топот: я знала, что это вы, что вы отправляетесь на много лет в далекий край. С отчаянной опасной быстротой я начала карабкаться на единственную стену, чтобы сверху увидеть вас в последний раз. Камни срывались под моими ступнями, я хваталась за плети плюща, а они ломались. Ребенок в ужасе цеплялся за мою шею, чуть меня не задушил. Наконец я оказалась на верху стены и увидела вас – пятнышко на белой дороге, уменьшающееся с каждой секундой. Налетел такой сильный порыв ветра, что я не устояла на ногах и присела на выступ, положив перепуганного младенца себе на колени. Вы скрылись за поворотом дороги, я наклонилась, чтобы посмотреть вам вслед, стена обрушилась, меня тряхнуло, младенец скатился с моих колен, я потеряла равновесие, упала и проснулась".
Замок Рочестера, скрывающий мрачную тайну, внезапные появления ужасной женщины, прерванная свадьба, полученное героиней богатое наследство, пожар, в котором гибнет жена Рочестера и его замок, наконец, счастливый конец – все это вполне соответствует канонам увлекательного, романтического романа.
Ш. Бронте остается реалисткой, поскольку ее героиню окружает правдивое и типическое изображение социальной среды, социальных отношений и человеческих характеров. Одним из наиболее отталкивающий и гротескный образ в романе является священник Брокльхерст, «попечитель» и, в сущности, убийца девочек-сирот в Ловудской школе:
"– Сударыня, одну минуту, прошу вас! Вы знаете, что мой план воспитания этих девочек состоит не в том, чтобы прививать им привычку к роскоши и излишествам, но в том, чтобы сделать их выносливыми, терпеливыми, нетребовательными. Если случайность вынуждает к некоторому воздержанию от пищи из-за испорченного блюда – подгоревшего или оставшегося полусырым, никак не следует заглаживать ее, возмещая потерю чем-то более изысканным, потакая требованиям плоти и пренебрегая целью сего заведения. Напротив, случайность эта должна способствовать духовному воспитанию ваших учениц, должна научить их противоставлять твердость временным невзгодам. Краткое поучение явилось бы отнюдь не лишним: благоразумная наставница воспользовалась бы подобной возможностью, дабы напомнить о страданиях первых христиан; о том, что претерпевали мученики; об увещеваниях самого Господа нашего, призывавшего Своих учеников взять крест свой и следовать за Ним, о Его предостережении, что не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих, о его божественном утешении: «Если терпите вы голод и жажду во Имя Мое, блаженны будете!» Ах, сударыня, влагая в уста этих детей хлеб с сыром взамен подгоревшей овсянки, вы поистине могли напитать их грешную плоть, но даже не помыслили о том, что морите голодом их бессмертные души!"
Идеализированные образы священников, кротких и чуждых корысти, наводнявшие викторианскую литературу, отвергнуты Ш. Бронте, хорошо знавшей клерикальную среду изнутри, прочувствовав ее на своей собственной шкуре.
Реализм строится на принципах воспроизведения жизни в ее закономерностях, типических чертах и свойствах, т. е. признает существование объективных причин социальных и исторических закономерностей.
В романе мы часто отмечаем реальные названия стран:
"Не могли не привлечь моего внимания и описания суровых, срачных берегов Лапландии, Сибири, Шпицбергена, Новой Земли, Исландии, Гренландии все эти "необъятные протяжения Арктической зоны, эти неисследованные области, гнетуще безлюдные, это вечное царство морозов и снегов, где крепкие ледяные поля, творение неисчисляемых столетий зимы, окружают полюс, громоздя ледяные горы одну выше другой, и сосредоточивают в себе все угрозы лютых холодов"".
В начале романа мы знакомимся с предпочтениями Джейн. Ей нравятся книги, но автор не просто представляет нам эту информацию, он акцентирует внимание, говоря о том, что любимой книгой малышки был роман "Приключения Гулливера":
"Слово "книжка" временно меня подбодрило, и я попросила Бесси принести мне из библиотеки "Приключения Гулливера". Эту книгу я перечитывала снова и снова с неубывающим восторгом. Мне она казалась рассказом о том, что произошло на самом деле, и вызывала у меня куда более глубокий интерес, чем сказки".
В произведении мы часто видим точные даты, времена года:
"Едва утром девятнадцатого января часы пробили пять, как Бесси вошла в мой чуланчик со свечкой, но я уже встала и почти оделась".
Иногда герои цитируют известных личностей: Бьюика ("История британских птиц"),Бернса:
"- Да, "к груди я, малютка, тебя приколю, чтоб алмаз мой не потерялся""
или же Вальтера Скотта ("Мармион"):
"Заря над Норхемом видна.
Утесов грозных крутизна,
Вершин Чевьота ряд,
Донжон, зубчатая стена
И Твида вольная волна
Все золотом горят".
Роман «Джейн Эйр», одновременно поэтический и беспощадный, демонстрирует нам черты реализма 19 века. Все то, что принято выделять в релистической литературе прослеживается и здесь.
Города, точное время, цитирование произведений - вот те маркеры, которые позволяют нам сделать вывод.